По мнению Б. Гросс, сказка, которая особенно эмоционально переживалась  в детстве, может использоваться в этой связи как проводник к ведущему жизненному сценарию. В детстве  человека наиболее трогает та сказка, в которой он находит отражение своей собственной жизни или отражение  судьбы другого члена семьи или близкого ему человека (например, трагическая потеря одного или двух родителей, переживания обмана или предательства, рождение второго ребенка в семье, которое эмоционально тяжело переживается старшим ребенком,  длительное вынужденное пребывание вне дома)[1]. Кроме того, сказка, которая знакома человеку с детства и вспоминающаяся в взрослой жизни,  как любимая, может отражать его внутреннюю жизнь на данный момент [18].  Однако существуют разные подходы к ее анализу и раскрытию,  существующего в ней потенциала.Так психоаналитическим подходом к анализу сказки может считаться тот, где действие сказки рассматривается с точки зрения проявления либидо, психологических защит, идентификаций героев сказки с Я, Оно и Супер-Эго. Этот подход рассматривает проявления движения бессознательного – вещих снов, интуиции, тайных знаков, подсказок со стороны дарителей. Представители этого подхода часто разбивают сказки по соответствиям стадиям развития по Фрейду: оральной с преобладающей тематикой поглащения, нахождения, приобретения, тревоги, страха, одиночества. Сюда же авторы относятся медитативные сказки, повторяющие одну и тожу форму повествования, присказки, элементы песен и стихов, и вводящие слушателя в определенный транс. К анальной фазе развития соотносятся сказки с потерей и накоплением артефактов, волшебной силы. В основе сюжетов лейбмотивом повествования является способность нахождения героя между брать и давать. К этой фазе могут относиться сказки о жадности, педантичности, перфекционизме. Наконец, «фаллическими сказками» являются сказки о процессе сепарации-индивидуации, нахождения своего пути, половой идентификации, отношений своего и особенно противоположного пола (сказки о злой мачехе). Латентной фазе будут соответствовать сказки об исторических свершениях предков, обучающие сказки, обобщающие общечеловеческий опыт. И, наконец, генитальной – сказки об отношениях с противоположным полом.

Еще один вариант анализа сказки бихейворальный, который описывает сказку, как описание возможных форм поведения и отвечает на вопрос, «что, если». Скажем Колобок говорит о том, как далеко можно уйти от родителей, Золушка, Морозко и Крошечка-Ховрошечка о трудолюбии, Аленушка и братец-Иванушка о послушании.

Транзактный анализ делает акцент на ролевые взаимодействия в сказках и манипуляции. Каждому персонажу, таким образом, присваивается роль конкретного человека либо роль, которую он играет в жизни. Так Эрик Берн [2], к примеру, описывает, как могла бы вести себя в современном мире Красная Шапочка или Спящая красавица. Описанием обычной семьи, может, к примеру, быть рассмотрена с позиции сказки о Хитрой лисе, глупом волке и трусливом зайце, либо с позиции возможности построения диалога – сказка о лапте, пузыре и соломенке.

Экзистенциальный подход к сказке обращает внимание на отношения к смерти, умение принимать решения, способность быть свободным, независимым, брать ответственность за свои поступки, отправляться в путь в поисках смысла жизни, делать выбор на распутье: направо пойдешь – коня потеряешь, налево – смерть свою найдешь,  прям – обратно вернешься. Ирвин Ялом, анализируя сказочный материал, приносимый клиентом, описывает причину и необходимость подобного процесса: «В раннем детстве мы отрицаем смерть с помощью родительских утешений, светских и религиозных мифов; позднее мы персонифицируем ее, превращая в некое существо — монстра, скелет с косой, демона. В конце концов, если смерть есть не что иное, как преследующее нас существо, можно все-таки найти спо­соб ускользнуть от него; кроме того, как бы ни был страшен монстр, приносящий смерь, он не так страшен, как истина»[2].

Гипнотическая школа рассматривает сказку, как ресурс, с помощью которого человек погружается в транс. Обращает на себя внимание  форма и ритм повествования, и традицию рассказа на ночь в полумраке, лежа в постели или прослушивания медитативных сказок с закрытыми глазами под музыку. Что может свидетельствовать не только о предложении, но и внушения определенных моделей поведения, ценностей и убеждений.

Еще один вариант рассмотрения сказкок с точки зрения взаимодействий предлогают Брето К. и Заньоли Н. В своей статье, анализируя сказки, предложили понятие диада, то есть “проявляющияся в тексте связь между двумя персонажами [13]. Каждая диада проходит, по крайней мере, через некоторые из следующих диадных моментов:

1) конституирование диады, т. е. установление связи между персонажами (например, сын султана заявляет о своем намерении жениться на дочери нищенки);

2) функционирование диады (например, эпизоды, описывающие действия супружеской пары: вместе есть, веселиться и т. п.);

3) кризис конституирования, кризис функционирования и общий кризис диады, которые различаются по тому, в какой момент возникает напряженность в отношениях между персонажами;

4) разрушение диады, когда связь между персонажами прерывается как в результате кризиса, так и при отсутствии кризиса (например, в случае смерти одного из персонажей).

Брето К. и Заньоли Н. В. рассматривают содержание сказки как последовательность ситуаций, которые определяются разрушением старой диады или конституированием новой. Главное выявление смысла сказки кроется в взаимодействии диад.

Юнгианский анализ сказки предполагает, что все сказки так или иначе говорят о Самости и процесе индивидуализации. Сюжет рассматривается с точке зрения движения внутренних архитипических сил, которые представлены в образах Самости, Тени, Анимы, Анимуса, Персоны, Коры, Трикстера, Сенекса, Предвечного младенца и Великой богини Матери.

Обычно разные волшебные сказки дают усредненную картину различных этапов или стадий такого взаимодействия. Одни — более подробно задерживаются на начальных стадиях, связанных с проблемой тени, а о том, что происходит дальше, дают лишь общее представление. Другие сказки особое значение придают рассмотрению анимы и анимуса, а также образов отца и матери, стоящих за ними, замалчивая при этом проблему тени и всего того, что с ней связано. Третьи же — акцентируют свое внимание на мотиве недоступности и недосягаемости сокровища и на связанных с этим переживаниях. Несмотря на различие делаемых акцентов, по своему значению все сказки равны, так как в мире архетипов нет градации ценностей: любой архетип по своей сути является не только одной из форм коллективного бессознательного, но и его отражением в целом – пишет Мария-Луиза фон Франц[3].

Учитывая различные трактования термина самости (Self) сами представители аналитической психологии говорят о необходимости рассматривать его с как можно большего количества сторон. Именно поэтому Юнгианскому анализ сказки хорошо демонстрирует работа психолога Ханса Дикмана[4] «Любимая сказка из детства», в которой он описывает несколько клинических случаев проявления сказки в жизни своих пациентов. Подробно через призму аналитической психологии он рассматривает три: сказка о Русалочки для женщины с конверсионным симптомом паралича, Калиф Аист – для пациента с выраженным логоневрозом и Рапунцель для пациентки, находящейся в тяжелом депрессивном состоянии. Автор работы предлагает в качестве анализа сказок обратиться к тому пути, который избирает самость (в виде главного героя) для процесса самоактуализации, указывает на необходимость амплификации (прояснения) мотивов и событий сказки, а так же ее соотнесения с реальной симптоматикой. Наиболее часто встречающейся трактовкой злодея тановится негативный аспект Великой матери, отцовской фигурой и проблемме Тени, что дает возможность увидеть скрытый потенциал в возможности их интеграции в структуру личности. Он обращает внимание на то, что 85% процентов его пациентов были способны найти свою любимую сказку детства и проидентифицировать себя с ее главным героем.

Гештальт-подход аналза сказки заключается в максимальном приблежении ее к реальности, рассматриваются действия персонажей с точки зрения контакта, механизмов психологической защиты – конфлуэнции, интроекции, проекции, ретрофлекси, дефлексии и эготизма. Сказка может рассматриваться через «Пентаграмму гингера», включающую в себя пять элементов: физическое, эффективное, рациональное, социальное, духовное измерение[5]. Кроме того, как элемент психодрамматического подхода сказка может быть проиграна в ролях с целю выяснить как именно чувствуют себя в той или иной роли ее участники и почему такой сценарий для них наиболее приемлим и они выбрали для себя именно такую роль и модель поведения.

Современный подход к анализу сказки можно назвать синтезирующим, поскольку использует элементы предыдущх подходов. Так И.В. Вачков, основываясь на методе Е.Л. Доценко среди наиболее важных моментов для анализа сказки указывает – основную тему сказки, как наиболее значимую сферу жизни автора; героя, как субъекта идентификации, отношения с другими персонажами, как отражение субличностей, стратегий межличностного общения и совладающего поведения; важнейшие события, которые являются отражением событий, внутренних преживаний и энергии человека; препядствия, как метафоры реальных трудностей; способы преодаления трудностей, как имеющиейся механизмы совладающего поведения, либо новые стратегии, которые еще не воплатились в жизнь. Академик указывает и на важность таких элементов, как «недостаточный и имеющийся ресурс». Именно его символическое изображение может стать олицетворением реальных внутренних (личностные качества и способности) либо внешних (физические условия, материальное благополучие) ресурсов. «Смею утверждать даже, что это самая важная часть сказкотерапевтической помощи. Именно поиск и нахождения ресурсов клиента в созданной им сказке позволяют определить эффективные способы преодаления им психологических трудностей. Порой простое указание на ресурсы героя может стать для клиента психотерапевтическим фактором»[6].

Большое значение для диагностики имеет и образно-символический ряд сказки для чего необходимы знания об имеющихся символических толкованиях и учет специфики клиентского отношения к нему, в том числе и в эмоциональном плане. Разнообразные и типичные трактовки типичных сказочных образов и их символических значений можно  найти в работах К.Г Юнга и его последователей, а так же в специальной литературе по мифологии, куультурологии, этнографии и символике. Кроме того необходим и анализ ассоциаций по поводу того или иного сказочного образа, чувств, которые он вызывает. Обобщенные символические толкования животных, растений и других образов из сказок можно найти в работах А. Е Наговицина и В.А. Понаморевой[7].

Таким образом можно сказать, что анализ сказок как способ познания личности – популярное направление практической психологии, которое,  использует метафорические ресурсы сказки и позволяет людям развить самосознание, расширить кругозор, принять собственное «Я» со всеми положительными и отрицательными сторонами, безболезненно найти самые проблемные области человека. Помимо этого психологический сказочный анализ позволяет комплексно увидеть многогранность личности,  индивидуально-психологические особенности человека. Анализ сказок представляется наиболее результативным  при диагностике проблемных сфер у детей, но при этом является эффективным при работе с людьми любого возраста.